Едва ли не самой удивительной метаморфозой, которую пережила Россия за последние десятилетия, стало радикальное изменение ситуации с сельским хозяйством и продовольствием. К моменту распада СССР сельское хозяйство было самой больной отраслью отечественной экономики. Вечный дефицит продовольствия, планово-убыточные колхозы были одной из самых печальных примет советской действительности. 1990-е годы оказались ещё хуже: урожаи зерна упали, а производство мяса в стране было почти уничтожено.
И вот за относительно короткий срок из крупнейшего в мире импортёра зерна Россия превратилась в крупнейшего поставщика пшеницы на мировой рынок. Сегодня и Запад, и беднейшие страны планеты именно с нашей страной связывают надежды на облегчение глобального продовольственного кризиса.
От
плохого к худшему
Способность страны прокормить себя – это не просто вопрос национального престижа. Страна, зависящая от импорта продовольствия, при любых серьёзных колебаниях курса валют вынуждена либо сокращать его потребление, либо многие её граждане лишаются возможность купить хоть что-то, кроме еды. Ярким примером этому являются события, произошедшие в 2022 году в Шри-Ланке. Иначе говоря, государство впадает в серьёзный кризис или зависимость. И так в российской истории уже было.
Вся история СССР отмечена колоссальными усилиями, которые предпринимала советская власть ради подъёма сельского хозяйства. Слова советской эпохи «колхоз», «целина», «труженики села», «хлебные карточки» – всё это оставшиеся даже в современном языке свидетельства того, как много внимания уделялось этой проблеме.
Советское сельское хозяйство содержало самый многочисленный в мире парк сельхозтехники всех типов. Так, в 1988 году CCCР произвел 559 тысяч тракторов, а США – всего 52 тысячи. Несмотря на это, зерновых и зернобобовых Штаты выращивали 312 млн тонн, а СССР – только 218 млн тонн. Тем более удивительно это было потому, что работников в сельском хозяйстве СССР было больше, чем в американском. К тому же каждую осень к ним присоединялась часть горожан, едущих «на картошку»: для уборки урожая не хватало сил жителей села. Иначе говоря, все усилия Советского государства по выращиванию собственного продовольствия десятилетиями оказывались крайне неэффективными.
Таким парадоксальным образом нехватка собираемого зерна привела к тому, что Советский Союз стал его крупнейшим импортёром. А ведь Российская империя в 1911–1913 годах вывозила 6,76 млн тонн в год – столько же, сколько и США, Канада и Аргентина, занимавшие следующие за ней места среди крупнейших мировых сельскохозяйственных экспортёров, вместе взятые.
Но после развала СССР ситуация оказалась не лучше. Либерализация цен и рост курса доллара сделали импортное продовольствие очень дорогим. В итоге фуражное зерно для скота стало малодоступным – и начался забой молочного скота. Из-за нехватки собственного зерна просели и молочная, и мясная отрасли. Компенсировать это импортом было невозможно – тот стоил слишком дорого. Дело дошло до «гуманитарных» поставок в Россию из Соединённых Штатов Америки «ножек Буша» (дешёвых американских куриных окорочков). Учитывая их наличие на рынке, возможность быстрого расширения производства своей птицы в России практически исчезла. Производство молока и мяса к концу 1990-х упало в два-три раза.
Казалось, что дальше ситуация будет только ухудшаться. Ведь резкий провал в скотоводстве – а именно на него приходится основная часть стоимости продукции агропромышленного комплекса – начал выдавливать сельское население в город, доля его сокращалась, как и абсолютная численность. К тому же руководство страны, пытаясь компенсировать проблемы советского АПК, пошло по пути раздачи земель колхозов их работникам. Владельцы получившихся при этом небольших участков (фермеры) имели слишком небольшой надел, чтобы банк дал под него ссуду, достаточную для покупки сельхозтехники. А без неё нормальную урожайность не получить.
В результате произошло массовое зарастание бывших пастбищ и пашен лесом. Всего тогда было оставлено порядка трети сельхозугодий (на месте части из них сейчас уже леса). В 1998 году, в нижней точке своего развития, продукция АПК составила всего 53% от уровня 1990 года. Урожай зерна снизился до 47,9 млн тонн.
Последний раз подобное случалось в РСФСР ещё в 1951 году. Для сравнения: в 2022 году, под санкциями, российское сельское хозяйство собрало 150 млн тонн зерновых. То есть даже с учётом того, что в 1998 году в составе России не было Крыма, получается, что за четверть века мы стали выращивать втрое больше зерна. А РСФСР за всю свою историю не смогла превысить уровень зернового производства в 1913 году ни в три, ни в 2,5 раза (считая только те части Российской империи, что вошли в состав РСФСР). То есть Россия в 1998–2022 годах в смысле выращивания зерна дала скачок больше, чем РСФСР смогла дать за втрое больший отрезок времени.
Вернёмся в конец 1990-х. Полностью заместить физически сжавшуюся продукцию АПК импортом не получалось: рубль был слаб, ввозимое продовольствие стало слишком дорогим для в основном бедного населения. К 1998 году потребление мяса упало с 70 килограммов на душу в год (так было в 1990-м в РСФСР) до 40 – то есть до уровня начала 1960-х в РСФСР.
Причины перелома
Положение дел начало меняться с 1999 года – на это указывают все количественные индикаторы. Значительно более сложный вопрос: почему? Часть экономистов, начиная с Егора Гайдара, относили это на счёт рыночных отношений, возобладавших в сельском хозяйстве, той самой «невидимой руки рынка».
Однако эмпирические данные это предположение не подтверждают. Рыночный характер в сельском хозяйстве возобладал ещё в 1992-1993 годах. Однако это не только не привело к росту сельскохозяйственного производства, но даже ускорило снижение показателей. В 1993 году страна вырастила 99,1 млн тонн зерна, а уже в 1998-м – в два с лишним раза меньше. Падение более чем на 50% всего за пять лет в нашей стране до этого случалось всего два раза: в 1914–1919 годах и в 1941–1946 годах. В обоих случаях речь шла о войнах беспрецедентного размаха и кровопролития (считается, что в Гражданской войне в России погибло примерно столько же людей, сколько потеряли все армии стран – участниц Первой мировой). Для мирного времени спад девяностых просто беспрецедентен. Даже коллективизация конца 1920-х – начала 1930-х не нанесла такого тяжёлого ущерба отрасли.
Другой фактор, ставящий под сомнение роль реформ девяностых в росте сельскохозяйственного производства: более 90% производства продовольствия в ту пору приходилось не на фермеров. Основными производителями были бывшие колхозы, начавшие переименование в агрохолдинги. Получается, фермерские хозяйства, которых было не более четверти миллиона, не смогли изменить расстановку сил на рынке.
Поэтому более убедительным объяснением наблюдаемым фактам выглядит иная точка зрения. Ключевыми факторами, давшими российскому АПК новую жизнь, были правильные действия государства. Второе место заняли объективные изменения в макроэкономической и климатической ситуации.
Уже в 2000 году указом президента был создан «Россельхозбанк». Как ни странно, до него в стране не существовало государственного банка, специализирующегося именно на сельском хозяйстве. Банки обычного назначения часто не обладали достаточным количеством специалистов, способных оценить кредитоспособность того или иного фермера или агрохолдинга. «Россельхозбанк» поменял эту ситуацию: с самого начала он был нацелен именно на кредитование производителей АПК. Только в 2019 году он выдал 0,93 трлн рублей кредитов, за десяток миллиардов долларов. Общий кредитный портфель у него в 2019 году достиг 1,3 трлн рублей. Причем эти цифры всё ещё растут на десятки процентов в год: в 2020 году портфель достиг 1,67 трлн рублей.
Значение
этого шага было огромным. Без кредитов
даже закупка топлива и запчастей для
посевной часто была не по силам истощённым
девяностыми хозяйствам фермеров и ещё
существовавших колхозов. О покупке
новой техники в таких условиях в норме
не могло быть и речи.
В 2000 году в России впервые были применены тарифные квоты на сельскохозяйственный импорт как средство поддержки своего производителя. Механизм их таков: поступающий в Россию товар не облагается пошлинами (или облагается минимально), но лишь до определённого предела, квоты. Однако если импортёр решил ввезти в страну товар сверх квоты – начинают действовать заградительные пошлины, намного выше нормы.
Сперва квоты эти затрагивали только импортный сахар-сырец – тростниковый. Сейчас в это трудно поверить, но в конце 90-х основная часть сахара в России была импортной (сегодня Россия – крупный мировой экспортёр сахара). Государство исходило из того, что сразу заместить весь ввоз оно не в силах, но и расширяться ему давать не будет.
Меру нещадно критиковали: утверждалось, что это не поднимет сахарную отрасль, поскольку урожайность сахарной свёклы всё равно в три-четыре раза ниже, чем сахарного тростника. Вспоминали, что по всему миру тростниковый сахар-сырец дешевле свекловичного – а значит, и смысла в таком производстве нет.
Государство, однако, таких критиков не слушало – и как показал исторический опыт, правильно сделало. С 2000 же года закупки сахара-сырца за рубежом начали снижаться. Первые несколько лет после ввода квот свекловичное сырье было дешевле тростникового, но затем разница цен исчезла. Это случилось потому, что отечественные свекловичники смогли расширить свои хозяйства, поменять технику и получить опыт. А с ним пришёл и рост урожайности. В 2019-2020 годы нетто-экспорт сахара из нашей страны составил 1,3 млн тонн (примерно 20% от всего внутреннего производства).
Да, урожай с гектара сахарной свёклы в России по-прежнему в два-три раза ниже, чем сахарного тростника на Кубе. Однако земля в России доступна и недорога, поэтому удельные расходы на производство сахара у нас оказались не выше, чем в тропиках. За 20 лет производство свекловичного сахара в России выросло в 3,5 раза – даже больше, чем зерна. Что ещё важнее, этот экспорт оказался конкурентоспособным без субсидий.
О том, насколько важна эта отрасль, каждый из нас может судить по событиям весны 2022 года. Тогда волна слухов о том, что в России нет своих семян сахарной свёклы, побудила граждан массово скупать сахар, отчего он исчез с прилавков. Разумеется, в слухах ничего не говорилось о том, что в начале 2020-х в стране вошли в строй крупные предприятия, производящие дражированные семена сахарной свёклы.
В результате импортозамещение в этой отрасли вполне удалось. Никакого дефицита сахара в стране в реальности не возникло, а текущий урожай сахарной свёклы оценивают в рекордные 43 млн тонн.
В 2001 году был создан «Росагролизинг» – специализированная компания, предоставлявшая в аренду сельхозтехнику на льготных условиях. С самого начала она была средством реализации программы государственной поддержки. Только за 2001–2014 годы организация смогла предоставить сельхозпроизводителям 72 тысячи единиц техники, с обрабатываемой площадью до 17 млн гектаров пашни. Комбайны, поставленные за этот период, могут убрать урожай с 15 млн гектаров. Определённые шаги компания предприняла и в скотоводстве. Ею были поставлены 0,6 млн голов племенного скота, предназначенного на роль производителей. Цифра выглядит скромной, но стоит помнить, что на одного племенного производителя в норме приходится много обычных, «убойных» животных.
Разумеется, мгновенно «вытащить» ситуацию в таком огромном и разнообразном явлении, как АПК, не могут ни одна и ни две пусть даже очень мощные государственные стимулирующие организации. Нужны были и другие механизмы, и они не заставили себя долго ждать.
Купи дороже рынка, чтобы продать дешевле него
Зерновые интервенции – явление, чьи предшественники описаны ещё в Ветхом Завете, но в 1990-е государству было настолько ни до чего, что и ими оно себя не утруждало. С 2001 года в период низких мировых цен на зерно государство закупало его на рынке, а при высоких ценах, напротив, продавало. Цель была двоякой: не дать производителям разориться в годы высоких урожаев и низких цен, но при этом не дать ценам на хлеб взлетать в периоды высоких мировых цен.
Далеко не сразу из этого шага удалось получить максимум задуманного. Первой проблемой оказалось то, что государству было проще всего купить зерно у крупных зерновых трейдеров-посредников, уже имевших инфраструктуру для его хранения. Естественно, деньги, попадавшие им, оседали в основном у этих же посредников, в малой степени достигая собственно сельского хозяйства.
Однако государство не опускало руки и пыталось модифицировать этот механизм. К 2005 году закупки велись в основном у производителей, а не трейдеров. В периоды высокого урожая, например, в 2008-2009 годы, интервенции поглощали 8-9% всего зерна, не давая ценам обрушиться и нанести убытки производителям. Зато реализация купленного в интервенциях продукта в последующие годы исключала и резкий рывок цен для потребителей.
Интересно, что при этом государство часто даже не несёт убытков. Колебания мировых цен на зерно год к году достигают многих десятков процентов. Поэтому купив несколько дороже рынка в год низких цен (и поддержав тем самым своего производителя), государство может на следующий год (год высоких мировых цен) продать зерно «ниже рынка» – и всё равно остаться хоть и с небольшой, но прибылью.
От «ножек Буша» к опоре на собственные ноги
Наблюдая за успешным ростом производства сахара, Минсельхоз пришёл к мысли об эффективности нового инструмента и решил распространить его на мясо. Было принято решение: до 390 тысяч тонн в год пошлина на мясо в стране будет 15%, а для всего мяса сверх того – уже 50%. Логика за этим была простой: совсем без импорта тогда было не обойтись. Нарастить производство мяса можно лишь за многие годы, процесс выращивания свиней и коров очень длительный, даже новую птицефабрику быстро не построить.
Но и позволять ввозить выше квоты нет смысла. Видя риски в виде конкуренции от импорта, сельхозпроизводители не будут закупать недешёвый племенной скот или оборудование для птицефабрики. Напротив, при наличии квот многие компании, раньше занимавшиеся импортом, решили пойти в производство, развёртывая в стране уже производственные мощности, а не просто склады для завозной продукции. Одной из них является тот же «Мираторг» – когда-то крупнейший импортёр мяса, а сегодня крупнейший производитель свинины в России.
Квоты на мясо всё ещё действуют, пусть и видоизменённые. Но теперь они касаются только говядины и мяса птицы. Всё потому, что квоты сработали: не давая крупным импортным производителям «задавить» своих пока ещё небольших производителей мяса, Россия нулевых годов постепенно дала АПК построить новые животноводческие комплексы. В итоге в 2000–2021 годах производство мяса в стране выросло примерно в 2,5 раза. Причем за последние 10 лет – более чем в полтора раза. Те квоты, что всё ещё остаются, нужны только для того, чтобы не создать ситуацию, когда новые вложения в разведение коров мясных пород и птицы станут слишком рискованными.
Сегодня экспорт мяса из нашей страны чуть больше полумиллиона тонн и примерно тот же объём имеет импорт. Разумеется, нельзя сказать, что мы полностью обеспечиваем себя всеми видами мяса: курицу, индейку и свинину мы экспортируем, а говядину всё ещё импортируем. Но как показала практика последних 22 лет, это дело времени. Национальный производитель вырастет – особенно если государство будет продолжать думать о том, как его не вспугнуть иностранными конкурентами с иной раз демпинговыми ценами.
В сентябре 2005 года глава государства объявил о запуске нацпроекта «Развитие АПК». Средства на него сперва были выделены небольшие – около полумиллиарда долларов. Но его особенностью был не огромный масштаб помощи, а ее «высокоточный» характер. В рамках проекта средства пускались на субсидирование процентов по сельскохозяйственным кредитам. По программе 2/3 процентных выплат по ним покрывал федеральный бюджет. Там, где раньше фермер или агрохолдинг боялись брать в долг на новую технику или на племенной скот, теперь они эту боязнь теряли.
Главный фокус проекта был на животноводстве: именно в этой области боязнь рисков максимально сдерживает инвесторов. На момент принятия проекта в стране потребляли лишь 53 килограмма мяса на душу населения, причем нетто-импорт составлял десятки процентов от этой величины. Сегодня – когда и сам проект, и его преемники уже успели дать свою отдачу – в России потребляется 76 килограммов мяса на душу населения в год, то есть заметно больше, чем в РСФСР в 1990 году, и в полтора раза больше, чем в 2005 году.
Разумеется, говорить о том, что с мясом все вопросы решены, не приходится. Потребление мяса на душу населения в США или Австралии – 120 килограммов в год, то есть расти животноводству в России есть куда. Кроме того, успешные экспортные результаты российских производителей в последние годы показывают, что увеличивать производство можно не только за счёт внутреннего рынка.
К концу нулевых стало понятно, что цели, поставленные государством перед собой в начале того десятилетия, во многом уже достигнуты, а нужны иные – более амбициозные. Тогда был сформулирован новый набор целей, на этот раз в форме Доктрины продовольственной безопасности Российской Федерации. В ней были заложены требования по обеспечению страны зерном и картофелем как минимум на 95%, мясом – на 85%, молочными продуктами – на 90%. Документ был рамочным: конкретные механизмы стимулирования отрасли он в деталях не регламентировал.
Однако постановка этих задач и усиление финансирования по их выполнению – то, чего как раз в те годы остро не хватало. Работа над ними сыграла огромную роль в подготовке сельского хозяйства и страны в целом к жёсткой турбулентности 2014–2022 годов.
Доктрина 2010 года поставила достаточно смелые цели. Попутно нашлись и другие – обеспечение страны собственным семенным материалом и не только. Естественно, что доктрине понадобилось уточнение.
Рост
покупательной способности населения
Перечисленные выше меры – это господдержка, в самых разных формах действующая с 2000 года до наших дней. И пусть это весьма продвинутые меры, которых в 1990-е не было, следует понимать: на них одних сельское хозяйство не смогло бы увеличить производство зерновых втрое, а мяса и молока – в два-три раза. Причина этого в том, что любому товару нужен сбыт.
Между тем начало быстрого экономического роста с 1999 года (с правительства Евгения Примакова) запустило серию событий, которые продолжают либо наращивать доходы населения, либо как минимум не дают им серьёзно снижаться, как в годы кризисов. Например, в первом десятилетии XXI века реальные (иначе говоря, с учётом инфляции) располагаемые доходы населения выросли в 2,6 раза. Даже в сложных условиях СВО во втором квартале 2022 года реально располагаемые доходы жителей нашей страны упали только на 0,8%. Всего с 2000 года реальные доходы граждан примерно утроились.
Как бы эффективны ни были стимулирующие меры государства в области сельского хозяйства, очевидно, что без утроения реальных доходов потребителей тот рост, что мы наблюдали, оказался бы невозможен. То население, что мы имели в 1999 году, ни при каких усилиях не смогло бы нарастить потребление мяса с 40 до 76 килограммов в год – ему просто не хватило бы на это денег. С 2014 года Россия впервые заняла четвёртое место в мире по производству куриного мяса (впереди нее – огромный Китай).
Одним из тех благоприятных факторов, значение которого для развития отечественного сельского хозяйства трудно переоценить, оказались, как ни странно, санкции со стороны западных стран. В ответ на них был запрещён ввоз в страну мясной, молочной продукции, а также овощей и фруктов из США, ЕС и ряда их союзников.
Уже к 2019 году доля импортной свинины на российском рынке упала до всего лишь 2%. Импорт мяса птицы и говядины в результате контрсанкций снизился вдвое. В области тепличных овощей случилась небольшая революция: государство, компенсировав производителям лишь 12 млрд рублей капиталовложений в новые теплицы, увидело в отрасли приток сразу 200 млрд рублей частных инвесторов. И результаты не заставили себя ждать: уже к 2019 году производство овощей в теплицах выросло на 80% – до 1,1 млн тонн.
Темпы роста производства сыра с 2015 года составили от 13% в год и выше. Но тут важен не только объём: ассортимент тоже резко изменился. В России стали делать такие сыры, которые у нас не производились никогда. Причем часть из них получилась неожиданно удачной. С высокой долей вероятности этот сектор ждёт будущее, сходное с сахарной отраслью или птицеводством: оперившись на защищённом внутреннем рынке, производители неизбежно организуют и экспорт значительных масштабов.
Собственно, процесс уже пошёл: в 2021 году Россия произвела на 74% больше сыров, чем в 2013 году. И это при росте общего подушевого потребления сыра с 5,8 до 6,6 килограмма на человека за то же время. Неудивительно, что если тогда чуть больше половины всего потребления на местном рынке было импортом, то теперь три четверти потребностей закрыли местные сыроделы. Экспорт всё ещё невелик – всего 33,3 тыс. тонн в 2021 году. Но здесь важно учитывать динамику – за пять лет он вырос на 39%. Это несопоставимо больше, чем до контрсанкций, запустивших процесс расширения местного сырного ассортимента.
Глобальное
потепление спешит на помощь
Подавляющее большинство сельскохозяйственных культур на нашей планете вышло из зон, намного более тёплых, чем наша страна. Пшеница одомашнена на Ближнем Востоке, рис – на юге Китая, кукуруза, томаты и многие другие культуры – в местах ещё более жарких. Выращивание всего этого в России веками было похоже то ли на спорт, то ли на казино. Тривиальные колебания погоды порой обрушивали урожайность сразу на десятки процентов. И даже без колебаний холодный климат означал ряд перманентных, казалось бы, вовсе нерешаемых проблем для сельхозпроизводителей.
Пшеницу больше всего ценят, если в ней много белка – тогда у неё высокий, «продовольственный» класс. Но без жаркого (включая ночи) лета белка в ней будет мало: чтобы синтезировать его много, пшенице нужны «родные» условия. Поэтому традиционно большая часть зерна в стране была фуражной, идущей на корм скоту. Даже в XXI веке, когда стало заметно теплее, чем было ещё в 1990-х, фуражного зерна стабильно была четверть от урожая. Это важно, поскольку такое зерно дешевле, причем значительно.
Однако потепление не стоит на месте. В 2020 году в Москве впервые в истории средние зимние температуры были выше нуля градусов, а в 2021 году в России – опять-таки, впервые в её истории – за счёт жаркого лета лишь 12,5% пшеницы уродилось фуражной. Остальная оказалась достаточно высоких классов, чтобы её пустить на пищу людям. А в Крыму удалось собрать даже крайне редкую для наших широт пшеницу I класса – обычно идущую на наиболее дорогие продукты.
Не меньшую революцию глобальное потепление произвело и в отношении риса. Стоит напомнить: в последние годы он стал самой популярной крупой в стране, далеко обогнав и гречку, и других конкурентов. Средний его урожай за последние пять лет – более миллиона тонн.
Но мало кто помнит, что самого слова «рис» в русском языке не существовало ещё 150 лет назад (отчего его пришлось заимствовать из немецкого). Да и никакого выращивания риса в стране ещё сто лет назад тоже не было. Началось всё только при Сталине, и до войны урожаи риса не поднимались выше 37 тысяч тонн в год. Причина банальна: эта культура требует +22…+30 градусов Цельсия в вегетационный период. Даже на самом юге нашей страны таких температур в XIX веке на регулярной основе не наблюдалось.
Чтобы закрыть вопрос, советские селекционеры сделали невероятное – вывели сорт «Краснодарский-424». Его уникальной чертой было то, что он мог вынести мороз – даже близ Краснодара в ту эпоху они всё же случались в вегетационный сельскохозяйственный сезон. Проблемой было то, что он содержал не то количество крахмала, что остальные сорта, и от этого легко разваривался. Те, кто застал советский детский сад, хорошо это помнят: именно из «Краснодарского-424» варили кашу, известную в народе как «размазня». Естественно, сделать из такого полноценный плов или рассыпчатый гарнир невозможно. Наконец выращивать рис в СССР было дорого – хорошей урожайности он не давал, а затрат требовал много. Привычная нам картина, когда рис стоит где-то близко к гречке, до XXI века была не особенно мыслима. В советское время он был в среднем в пару раз дороже других круп.
Конечно, сам по себе климат никому помочь не может. Так что в 1990-х площади рисоводов на Кубани упали с 200 тысяч до 90 (не тысяч, а просто 90) гектаров. Естественно, что страна была полностью зависима от импортного риса.
Однако рост доступности кредитов для производителей сделал своё дело, и объективные предпосылки, данные потеплением, удалось реализовать на практике. Помогли и пошлины на дешёвый импортный рис в нулевых: к моменту, когда азиатский рис резко вырос в цене, в России уже были его заметные производители, которые заняли место конкурентов. После 2015 года экспорт риса в России начал превышать его импорт, а климат наконец позволил начать массово выращивать длиннозёрный рис – когда-то чисто физически не способный выжить в наших краях. Разумеется, продолжил свой рост и абсолютный размер урожаев.
Но при всей важности этих действий, следует признать, что без глобального потепления они бы в таком объёме точно не состоялись. Ведь ещё в 1970 году – до того, как средняя температура на Земле начала активно расти – среднегодовая в Краснодарском крае была ниже +11 °C. А через 50 лет, в 2020 году, она достигла +12,65 °C. Один и семь десятых градуса могут показаться небольшой величиной, но стоит напомнить, что в России они равносильны переносу региона на 300 километров на юг.
Потепление способствует улучшению результатов и у других культур. Подсолнечник и кукуруза тоже дают больше урожая при большей сумме температур вегетационного периода. А грунтовые томаты имеют большую сладость в годы более жаркого лета. Тот же кориандр родом из Восточного Средиземноморья, и немудрено, что главным его производителем и экспортёром в мире до самого недавнего времени была Индия. Теперь же, с 2016 года, главный экспортёр традиционной восточной пряности именно Россия – и на неё приходится треть мирового вывоза кориандра.
Из той же серии – начало промышленного использования хлопчатника из Волгоградской области с 2016 года. Да, селекционеры проделали большую работу по повышению его скороспелости, но с климатом вековой давности получить коммерчески выгодный хлопок на 50-й широте и севернее всё равно не вышло бы. Достаточно вспомнить: в 1970 году средняя температура в этом регионе была +7,29 °C, а в 2020 году – уже +9,77 °C. Разница в 2,5 среднегодовых градуса – это разница между климатом Тулы и Ярославля, она, как и в случае с рисом в Краснодарском крае, равносильна переносу региона на сотни километров к югу. Так что теперь – в новой реальности – посевы хлопчатника в нашей стране быстро растут. Минсельхоз считает, что всего хлопок можно будет выращивать на 220 тыс. гектаров, что с избытком позволит закрыть потребности отечественной текстильной промышленности. Фактически если такие площади будут достигнуты, нам придётся или расширять производство тканей, или… начать экспорт хлопка из весьма северной страны.
Как мы видим, влияние глобального потепления на сельское хозяйство слишком обширно, чтобы имело смысл перечислять каждую из культур, которой оно пришло на помощь. Ограничимся одной, но довольно важной цифрой. Западные учёные считают, что к 2080 году глобальное потепление сделает пригодными для сельского хозяйства 4,3 млн квадратных километров той части России, которая сейчас для земледелия и неэкстремального скотоводства (за вычетом северных оленей) вообще непригодна. Это 430 млн гектаров, или вдвое больше, чем в той или иной форме используется для сельского хозяйства в нашей стране сегодня. Похоже, нам ещё очень долго будет куда расти. Тем более, что потепление, по всем расчетам, будет длиться ещё сотни лет после 2080 года.
В 2016 году Россия впервые за век с лишним вернула себе первое место в мире по экспорту пшеницы, опередив США и Канаду. Это было особенно символично потому, что эти же две страны были крупнейшими экспортёрами и пшеницы, и зерна в СССР – крупнейшего мирового импортёра в 1980-х. Но это было только началом целой серии подобных достижений.
В 2016-2017 годах Россия впервые заняла первое место по выращиванию сахарной свёклы. В 2018 году наша страна побила державшийся десятки лет мировой рекорд по вывозу пшеницы одним государством. Раньше он принадлежал США, которые в 1981 году экспортировали 43,9 млн тонн пшеницы – Россия же вывезла 44 млн тонн. И, пожалуй, единственные, кто может побить это достижение в обозримом будущем – это мы сами.
Дальше начал сказываться кумулятивный эффект успехов сразу во многих областях сельского хозяйства. В 2018 году экспорт российского АПК впервые превысил 25 млрд долларов в год. А уже в 2020-м – превзошел 30 млрд долларов, на 20% обогнав недавний рекорд. Тогда же каждый десятый экспортный доллар в стране пришёл от сельского хозяйства. Уже в 2021 году экспорт АПК достиг 38 млрд долларов, то есть снова перекрыл недавний рекорд. Вывоз мяса и его продуктов впервые стал больше 1,2 млрд долларов. Страна заняла третье место в мире по производству мяса индейки.
Наконец, настал 2022 год. Урожай зерновых впервые в истории достиг 150 млн тонн, из них пшеницы – тоже рекордные 100 млн тонн.
Когда вывозился урожай 2021-2022 годов, наша страна смогла поставить на мировые рынки более 40 млн тонн. Ключевые иностранные поставщики зерна на экспорт в мире – Евросоюз, Украина, Канада, США и Аргентина. Все вместе они вывезли 130 млн тонн. Но это вместе – а поодиночке даже такой крупный конкурент, как ЕС, не сможет дать и 40 млн тонн. Учитывая, что на самом деле это сразу много стран – ближайший конкурент России отстаёт от неё очень значительно.
В текущем году оценка Минсельхозом зернового экспорта из нашей страны – от 50 до 60 млн тонн. Излишне говорить, что Евросоюз не сможет ничего такого и близко. Общий экспорт продукции АПК в этом году планируется на уровне 40 млрд долларов. Напомним: в прошлом году наша страна экспортировала газа на 55 млрд долларов, а в 2020 году – лишь на 32,5 млрд долларов. Получается, если исходить из старых («нормальных») цен на углеводороды, Россия теперь получает от вывоза продовольствия не меньше, чем в былые годы от газа.
Что будет завтра? Это не очень простой вопрос, потому что предсказать, насколько в мире к концу этого десятилетия сохранится система международной торговли, в текущих условиях не так-то просто. Но отраслевые эксперты ждут дальнейшего роста экспорта отечественного АПК.
Что дальше?
Импортозамещение в сельском хозяйстве, плавно сменяющееся ростом экспорта – огромная часть происходящего вокруг нас. Глядя на перипетии вокруг «зерновой сделки» и цены на мировых рынках в 2022 году, несложно понять, почему иметь своё продовольствие буквально жизненно важно. Россия, впервые в этом году вырастившая больше тонны зерна на одного своего жителя, в этом смысле имеет исключительно сильную позицию в мировом геополитическом раскладе.
Но может ли она ухудшиться? Исследователи из ВШЭ по заказу Oxfam ещё в 2013 году подготовили доклад, в котором предсказывали: глобальное потепление угрожает сельскому хозяйству в России. От урожая в 71 млн тонн зерна в 2012 году, утверждал один из авторов доклада, наша страна к 2020 году вернётся к 59 млн тонн – если потепление будет развиваться быстро. К 2030 году, утверждали в ВШЭ, Россия снова вернётся к импорту зерна. Потепление действительно развивалось быстро – рекордно теплый 2020 год на это указывает. Но вместо падения урожаев случился их рост, причем примерно двукратный за десять лет. Последующие годы оказались не хуже.
Почему так получилось? Ответ на этот вопрос достаточно сложен. Одно можно сказать определённо: прогнозы про то, что потепление уронит урожаи в России и мире, давались уже не раз. Однако до сих пор все эти прогнозы проваливались. Более того, в принципе не вполне ясно, насколько они корректны в научном плане. В относительно недавнем прошлом планеты потепления уже были. Шесть–девять тысяч лет назад был голоценовый климатический оптимум, а 120 тысяч лет назад – Микулинское межледниковье. В первом из них уже существовало сельское хозяйство, а глобальные температуры были так высоки, что тайга доходила до Северного Ледовитого океана, отчего и тундры в континентальной Евразии вообще не существовали.
Тем не менее никаких следов угнетения климатом что сельского хозяйства, что дикорастущих растений для потеплений прошлого неизвестно. Фактически Земля была менее засушливым местом, чем сегодня. Сахара была саванной, а не пустыней ещё шесть тысяч лет назад. Каспий был много больше современного, а ведь он получает питание из дождей и стока рек. Это опять указывает на благоприятные для сельского хозяйства условия при потеплении: было не только теплее, но и влажнее, чем в XX веке. По целому ряду прогнозов, в текущее потепление снова произойдут сходные события.
Наиболее вероятный сценарий будущего несколько иной, чем в докладе ВШЭ от 2013 года. Сегодня Россия стала мировой житницей, производящей больше пшеницы, чем былой лидер США, и крупнейшим в мире экспортёром зерна. Но её потенциал в смысле продовольствия существенно выше. Сельское хозяйство России всё ещё использует меньше сельхозплощадей, чем в 1990 году, а с учётом потепления потенциально полезные площади у нас будут только расти. В таких условиях логично ожидать, что от экспорта в основном зерна мы перейдем к дальнейшему наращиванию поставок за рубеж птицы, свинины, а со временем – и других видов мяса. Ничего невозможного тут нет: так уже было до революции. И, судя по истории с птицеводством, мы в прямом смысле этого слова «можем повторить».
Более того, этот процесс уже идёт. Только в 2020 году экспорт индейки из России вырос в 2,5 раза, а к 2030 году, по оценкам центра «Агроэкспорт» при Минсельхозе, может превысить уровень начала 2020-х в четыре раза. Учитывая, что в 2020 году её и внутри страны потребляли вдвое больше, чем в 2015 году, ничего нереального в этих цифрах нет. Да, и здесь заметную роль играет государство. Работают и госмеры по племенной базе птицеводства, и упрощение таможенно-логистических процедур, и снятие благодаря МИДу санитарных барьеров, ранее «не пускавших» российскую индейку в КНР и другие страны. Однако ключевую роль здесь играет уже бизнес, почувствовавший, что экспорт мяса, где добавленная стоимость выше, чем у зерна – серьёзный кандидат на большие прибыли.
Один из ключевых выводов в невероятной истории успеха российского сельского хозяйства – ещё 20 лет назад в такое бы никто не поверил – относится к мерам государственной поддержки. Традиционно протекционизм, частичное закрытие своих рынков и субсидирование сельского хозяйства, пусть и временное, оцениваются экономистами как плохой шаг. И практика советского времени, когда колхозы были постоянно дотационными, это вроде бы подтверждала. Именно поэтому массированные программы господдержки нулевых и десятых вызывали резкое отторжение у целого ряда экономистов как в России, так и за рубежом.
Но практика последних двух десятилетий наглядно показала: там, где вмешательство государства становится не постоянным костылём, а скорее тренером, «раскачивающим» своего подопечного, сельское хозяйство способно добиваться без преувеличения выдающихся успехов. Превышение экспорта риса над импортом в северной стране? Превращение крупнейшего импортёра зерна в его крупнейшего экспортёра? Переход от ввоза «ножек Буша» к мощной экспансии своего мяса птицы даже на китайском рынке? Кажется, что для разумного стимулирования сельского хозяйства нет ничего невозможного.
